Ты работаешь в Институте биохимии и физиологии микроорганизмов. Расскажи в двух словах о том, как устроена работа вашего института?

– В моем Институте работают научные группы, которые изучают вирусы, бактерии и грибы. Кто-то выясняет, насколько разнообразны микроорганизмы и можно ли найти такие, которые ещё никто не находил, кто-то исследует, как микроорганизмы работают и можно ли из этого извлечь чего-нибудь полезного. А ещё у нас в Институте есть Всероссийская коллекция микроорганизмов. Это очень круто, а чего там интересного хранится можно понять из названия.

Ваша лаборатория изучает бактерий, потенциально способных поглощать нефтепродукты. Что это за бактерии такие?

– Бактерий, способных разрушать компоненты нефти, изучают мои коллеги в соседней лаборатории, Лаборатории биологии плазмид. У них огромный опыт в этом деле и очень много классных разработок в области очистки территорий от всяких загрязнений. В моей лаборатории, Лаборатории молекулярной микробиологии, изучают всякие там винтики внутри клеток и пытаются ответить на вопрос "а как и почему оно так работает". И в какой-то момент, 2 года назад, случилась интересная мысль на стыке двух тем: что может мешать микроорганизмам активно разрушать нефть, когда их выпускают из лабораторной колбы на поляну, на которой то жарко, то холодно, то голодно? Этим мы сейчас и занимаемся, исследуем внутренние ограничения процесса разрушения. За что, кстати, отдельное спасибо РФФИ. Благодаря финансовой поддержке Фонда нам удаётся развивать эту интересную тему.

Что вдохновило тебя выбрать это направление в микробиологии?

– Люди, которые работают вокруг меня и со мной. В микробиологии много прекрасных научных тем, но мне кажется, что именно люди в конкретной команде играют решающую роль.

Какие важные выводы вам удалось сделать за последнее время?

– Мы предположили, что когда бактериям голодно, они будут экономить силы и хуже станут разрушать токсичные соединения, кажется логичной. Да вот только каким образом они это делают было совсем не ясно. А мы теперь знаем, в каком направлении искать ответ. В клетках информация хранится в виде ДНК, но в каждый конкретный момент только лишь часть этой зашифрованной информации проявляет себя: например, появляются какие-то белки, разрушающие компоненты нефти. В наших недавних экспериментах мы выращивали бактерий, создавая недостаток азота и железа, и смотрели, будут ли эти бактерии хуже разрушать нафталин. Они действительно разрушали его хуже, и мы, изучив, что меняется внутри самой клетки, поняли, что причиной этого могут быть молекулы, которые называются некодирующие регуляторные РНК. Правда, сами РНК нам ещё только предстоит отыскать.

Наверняка у вас есть единомышленники – если не в России, то в других странах? Держите ли вы с ними связь?

– И в России, и за рубежом есть научные группы, изучающие применение микроорганизмов для восстановления загрязнённых территорий и акваторий. Сейчас мы работаем с коллегами из Республики Беларусь. Они очень классные, и у них много чему можно научиться.

Не так давно ты организовала в вашем институте прием "Добрых крышечек". Как коллеги встретили эту инициативу? Шутят ли они на тему того, что это корм для твоих будущих подопечных микроорганизмов?

– Организовала я его примерно в январе 2019, закрыла в конце сентября 2019: ранимая душа сборщика пластиковых крышечек не выдержала встреч с остатками пластилина, вина и кваса, а также с крышечками из резины и пластиковыми колпачками. Теперь собираем исключительно в лаборатории. И количество грязных свелось к нулю сразу после того, как мне их стали передавать лично в руки. Такая вот история.

Какие источники (книги, статьи) по своей теме ты бы посоветовала почитать неподготовленным товарищам?

– Я бы, пожалуй, рекомендовала послушать лекции Константина Северинова, Михаила Гельфанда и Елизаветы Александровны Бонч-Осмоловской. Услышав, как они рассказывают о внутреннем устройстве и разнообразии микроорганизмов, хочется бросить всё и заниматься лишь этим.